Воздух в коридоре сухой и умеренно прохладный. И стены сухие. Надо полагать, вентиляция с подогревом. Основательно устроились ребята. Вентиляцию надо учесть как возможный выход.
– Стой,– скомандовал тот, что сзади, а первый рывком сдвинул засов и распахнул стальную дверь.
И Ласковин увидел Наташу.
Ошибиться было невозможно. Вдоль обочины приткнулось не меньше дюжины машин. Разномастных, но исключительно отечественных. «Жигуль» Зимородинского запросто вписывался в эту компанию. Разница лишь в том, что остальные экипажи покрывал снег. Вячеслав Михайлович запер машину и двинулся вверх по склону натоптанной тропкой. Зимородинский знал: спуститься по ней он уже не сможет. Но не остановился. Именно эти качества, а не умение дробить доски и кости, делают воина воином.
Комната – близнец той, где держали Ласковина: стол, табурет, лежанка…
– Наташа!
Девушка медленно повернула голову, медленно улыбнулась. Андрей плечом отодвинул бородача, оказался рядом.
– Наташ!
Она обняла Андрея, прижалась. На ней снова была нормальная одежда, и волосы ее пахли так по-домашнему… На какой-то миг Ласковину показалось: они вдвоем, а все остальное – бред собачий.
– Ты в порядке? – прошептал Андрей.
– Да. А ты? – голос звучал непривычно, как-то невнятно.
Ласковин отстранился, вгляделся в любимое лицо… и тут же, покраснев от гнева, повернулся к своим тюремщикам.
– Что вы ей дали, суки?!
Ласковин был скован по рукам и ногам, но ярость его била столь осязаемо, что ближний бородач попятился.
– Ты полегче, земляк,– предупредил он.– Ей ничего не сделали, попоили травкой, чтоб не волновалась, делов-то…
Проговорив эту тираду, бородач заметно успокоился, а Ласковин успел осознать, что мстить пока преждевременно. Не по силам.
– Успокойся, родной.– Наташа, встав, обняла его плечи.– Не надо. Мне, правда, ничего дурного не сделали.
– Ну, пойдем, что ли? – пробормотал бородач.
Привели их в комнатушку позади пещеры с идолом. Ласковин запомнил ее по прошлому разу. Привели и оставили. Взаперти, разумеется. И наручники с Ласковина не сняли.
Наташа потрогала ссадину на шее Андрея.
– Тебя били? – встревоженно спросила она.
Ласковин покачал головой.
– А я ничего не помню,– призналась девушка.– Вышла из дому, в магазин – и все. Проснулась уже здесь. Где мы, Андрей?
– За городом. Это какие-то пещеры. Где под Питером есть пещеры?
Наташа пожала плечами:
– Что им от нас нужно, не знаешь?
Теперь настала очередь Ласковина пожимать плечами.
– Это какая-то секта,– пояснил он.– Однажды я наступил им на хвост, и они обиделись. Или, наоборот, заинтересовались. Их лидер – колоритная фигура. Почти час пудрил мне мозги, в свою веру обращал. Ребятки – натуральные идолопоклонники.
Тут он вкратце описал краснолакового истукана.
– И кто он? – спросила Наташа.
– Сие есть великая и страшная тайна,– усмехнулся Ласковин.– Но, возможно, нам ее откроют. Кроме того, местный пахан обещал завтра нас отпустить. Гарантий никаких, но и тут тоже есть шанс. Так что ситуацию я расцениваю как умеренно хреновую.
– Наверное, ты прав,– проговорила Наташа.– Мысли путаются. Будто снотворного наелась. Нет, спать не хочется, но как-то сонно.
– А ты почитай что-нибудь,– предложил Ласковин.
– Угу… Этот город… Нет, вот:
Мысли пахнут черешнями, будто дымком —
огонек.
На малиновом яблоке сохнет живая
водица.
Истонченные пальцы не глядя листают
страницы.
По расхристанной площади шахматный
скачет конек.
Барабанные палочки спят… Ах какой
нынче жаркий денек!
Все закутано в зной…
Тут она запнулась, потерла висок.
– Забыла,– сказала огорченно.
– У тебя есть шпилька? – спросил Андрей.
– Нет, а что?
– Попробовали бы снять эти чертовы наручники…
Лязгнул засов.
Давишние бородачи. Явились – не запылились.
– Пора, земляк. Подъем, девица-красавица, время звенеть бокалами.
– Остряк,– буркнул Ласковин.– Смотри, доостришься, зубы на завтрак сжуешь.
Шутник в ответ только фыркнул.
В пещере пахло травами. От нескольких десятков факелов происходил монотонный шуршащий звук. Десятка три мужчин и женщин стояли вокруг идола: женщины внутри, мужчины снаружи. Еще с полсотни выстроились отдельно. У мужчин в руках палки, у женщин – связанные пуки сена. Вид у всех был крайне торжественный. Притом, что размеры пещеры превращали людей в нечто незначительное. Только красный идол казался внушительного роста.
– Сейчас хоровод водить начнут,– громко сказал Ласковин, получил затрещину от сопровождающего и, чтобы не остаться в долгу, вбил каблук в носок его сапожка. Кожа сапожка оказалась мягкой, хорошей выделки, поэтому ощущения у бородача возникли весьма острые. Выматерившись злобным шепотом, он врезал Ласковину по почкам… и получил по второй ноге.
– Ах ты!..
– Никита, кончай! – второй надсмотрщик схватил первого за руку.– Он же специально тебя заводит!
Ласковин захохотал. Кое-кто оглянулся. В том числе – Адамант.
Внушительная фигура «патриарха», облаченная в те же архаичные одежды, что и на прочей публике, возвышалась над подопечными не столько благодаря росту, сколько из-за того, что Адамант стоял на помосте. Наособицу. Рядом – только пара мужиков в расшитых рубахах и молоденькая девушка с отменной пшеничной косой. Простоволосая, что, по представлениям Андрея, древнерусской традиции не соответствовало. Или это уже христианское? Хотя традиция – вещь гибкая. Состязаются же нынешние «багатуры» в кирзовых сапогах. Ладно, посмотрим.