Зимородинский хмыкнул.
– Ты какой размер обуви носишь?
– Сорок один-сорок два, по-старому,– сказал Андрей.
– А Матвеев – сорок четыре. И уже сейчас он повыше тебя сантиметров на пять. Через четыре года это будет здоровенный лоб совсем не твоих габаритов. И тактика ему нужна не на сейчас, а на тогда. Вывод?
– Извини.
– Я не о том. Ты хочешь уехать из города. И полагаешь, что в Питере тебя ничего не держит, так?
– Не совсем,– буркнул Андрей.
– Уже лучше. Как я понимаю, ты хочешь, чтобы я присмотрел за Наташей.
– На всякий случай,– кивнул Андрей.
«Все-таки со Славой просто разговаривать»,– подумал он. Но тут же убедился в обратном.
– Просишь, значит… Хотя знаешь, что я сделал бы это безо всякой просьбы. Почему тогда просишь?
Ласковин не ответил.
– Хорошо, я тебе подскажу,– продолжал Зимородинский.– Ты думаешь не о ней, а о себе.
– Я чувствую нехорошее,– проворчал Андрей.
– Тогда не уезжай.
– Я должен, я обещал.
Зимородинский окинул его еще одним долгим взглядом, затем махнул рукой:
– Должен, так должен. Пошли чай пить.
На следующий день Ласковин и Вошь отправились покупать билеты. На поезд. Справка, которую Альбина организовала Вошу в качестве документа, могла не выдержать самолетной проверки.
– Вошь,– проговорил Ласковин,– насколько я знаю, ты пальчики свои кое-где оставил. Так?
Вошь сделал пренебрежительный жест: не волнует.
– Мой корешок мне сказал: при таких делах, как твое, вашего брата-спецназа в первую очередь отслеживают,– продолжал Андрей.– Как так вышло, что тебя не опознали по отпечаткам?
– Меня не отследят,– сказал Вошь.—
Я умер.
Еще через день они уехали.
Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, через лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением…
Первое послание к Тимофею святого апостола Павла, 4, 1-3
Встану, не благословясь…
Пойду я нижним ходом, подвальным бревном,
Мышиной норой, собачьей трубой, подворот
ной дырой,
Встану на восток хребтом, на запад лицом,
Раздайся, ад! Расступися, Мать-сыра-земля!
Из этой земли выходите сто семьд есят дьяволов…
Заговор
…Сделалась блудницею верная столица,
исполненная правосудия!
Правда обитала в ней, а теперь – убийцы.
Серебро твое стало изгарью,
вино твое испорчено водою;
князья твои – законопреступники
и сообщники воров;
все они любят подарки и гоняются за мздою;
не защищают сироты,
и дело вдовы не доходит до них.
Посему говорит Господь…
Книга пророка Исайи. 1, 21-24
Попутчики Ласковину понравились. Андрей любил людей его собственной, уверенной породы. Тот, что помоложе, по повадкам видно, занимался боевыми искусствами. А тому, что постарше, похоже, боевых искусств для силы не требовалось. Весил он пудов семь, и жира в этих семи пудах было немного. Кулак – с квасную кружку, бородища такая: кабы не короткая стрижка, вполне потянул бы на священнослужителя. Андрею он чем-то напомнил отца Егория, хотя лицом – не похож.
– Сергей,– первым представился тот, что помоложе.
– Адамант Афанасьевич.
Ладонь у Адаманта под стать имени. Дерево, мозоль на мозоли.
Вошь представляться не стал. Демонстративно повернулся к окну. Попутчики не настаивали, отнеслись с пониманием: не хочет человек знакомиться – и не надо. Андрею это тоже понравилось.
Завязался ничего не значащий разговор. Потом Сергей предложил сходить в ресторан. К некоторому удивлению Ласковина, Вошь присоединился к ним. Но рот открыл только для того, чтобы сделать заказ. Еще раз он удивился, когда попутчики не заказали спиртного, даже пива. Мужичина Адамантовых габаритов ассоциировался у Ласковина минимум с литром водки. Андрей сразу заподозрил в них староверов, о чем и спросил.
Попутчики многозначительно переглянулись.
– Нет, мы не староверы,– ответил Сергей.
Был тут какой-то подтекст. Но Ласковину не хотелось заморачиваться. Известное дело: пуганая ворона куста боится.
Когда вернулись в купе, было около десяти. Общий свет уже вырубили. Вошь тут же забрался на верхнюю полку и уснул. Адамант достал «АиФ» и при свете настенной лампы углубился в чтение, а Ласковин с Сергеем с обоюдным удовольствием продолжили беседу. На сей раз о рыбной ловле. Сергей оказался большим знатоком. Ласковин же просто любил это дело, хотя и не помнил, когда последний раз держал в руках свежепойманную рыбку.
Время текло незаметно.
Адамант Афанасьевич сложил газету.
– Давай укладываться, Сережа. Завтра рано приедем.
– Не уверен,– сказал Ласковин.
Поезд кланялся каждому столбу. Вероятность его прибытия в срок была ничтожной.
Адамант возражать не стал, но, похоже, его пожелания младшим не обсуждались. Сергей сразу принялся стелить постели.
Андрей еще некоторое время смотрел в окно, в темноту, потом тоже лег и под колесную колыбельную мгновенно уснул.
Разбудил его Вошь.
– Вставай, тихо,– прошептал он на ухо Ласковину.– Уходим.
Ласковин поднялся, глянул на часы. Три сорок четыре.
Вошь жестом показал: быстрее.
Андрей не спорил. Надо полагать, у спутника есть основания для преждевременной побудки.
Спал Андрей не раздеваясь. Осталось лишь надеть ботинки и куртку. Вещи Вошь, как выяснилось, уже вынес в коридор. Попутчики мирно посапывали.